Тулаев Павел Владимирович - Интервью для «Европейской Синергии» (1999)

1. Представьте себя.

Моё полное имя – Павел Владимирович Тулаев. Мне 38 лет. Я русский, гражданин России, постоянно проживаю в Москве. По образованию я – переводчик-референт c испанского, английского и французского языков, кандидат исторических наук, по призванию – поэт и философ-литератор, по профессии – преподаватель Московского государственного лингвистического университета, по общественной деятельности – научный и художественный редактор культурно-исторического журнала «Наследие предков». У меня около 50 публикаций о России, Испании, Латинской и Северной Америке, написанных в самых различных жанрах: от научных исследований до мистических видений. Наиболее значимые из них: «К пониманию Русского», «Семь лучей», «Крест над Крымом», «Консервативная революция в Испании», «Россия и Испания открывают друг друга». Из вышедших под моей редакцией книг я бы выделил сборники: «Россия и Европа: опыт соборного анализа», «Народ и интеллигенция», «Русская перспектива», а также «Философию постистории» Виталия Ковалёва и «Как Орден организует войны и революции» Энтони Саттона.

2. Каковы истоки Вашего образа мышления?

Главным в своей жизни я обязан своим родным и близким, своему Отечеству. Воспитанный в добрых русских традициях в семье офицера внешней разведки, я получил образование с сильным идеологическим уклоном, выдержанное в духе патриотизма, советского социализма и спортивным, пионерско-комсомольским досугом.

С детства мне довелось много ездить. Родившись в Краснодаре – на солнечном юге России, юные годы я провёл на берегу Чёрного моря – в Сочи, не раз бывал на родине отца – в Санкт-Петербурге и родине матери – в Сибири, жил в Австрии и Австралии, работал в Испании и США. Опыт пребывания за границей значительно повлиял на моё мировоззрение. Однако большую часть жизни я провёл в столице России. И именно Москва с её русофильскими, православными, имперскими традициями сформировала меня как зрелую личность.

Кроме того, на мой образ мышления всегда большое влияние оказывала область прекрасного и таинственного: природа, эротика, искусство. Творчество и любовь всегда были для меня наиболее естественными формами проявления внутреннего мира. В юности я серьёзно увлекался живописью, в студенческие годы был бардом и жил музыкально-театральными впечатлениями, сам писал и исполнял песни. Приняв Православие, научился петь Литургию. Эстетика меня привлекает во всех видах. Особенно это касается музыки, которая глубоко захватывает душу по сей день. Я регулярно слушаю классику: от Баха и Чайковского до Рихарда Штрауса и Вангелиса. Люблю также народную, в том числе восточную, музыку – за её жизненную силу и органичность.

3. Какие авторы и книги произвели на Вас наиболее сильное впечатление в юности?

Трудно выделить из сотен прочитанных книг и изученных авторов лишь несколько наиболее значимых. С детства я проглатывал всё, что соответствовало возрасту: сказки, приключения, детективы, любовные романы и поэзию. Первой серьёзной книгой, которую я помню, была «Одиссея» Гомера. Вместе с увлечением живописью и музыкой в юности, у меня появился вкус к литературе, посвящённой изящным искусствам, к музеям и художественным альбомам.

В студенческие годы под влиянием советского образования я сильно увлёкся революционной романтикой и современным партизанским движением. Поступив в аспирантуру Института Латинской Америки АН СССР, где я стал специализироваться по Перу, с упоением читал биографии и труды Че Гевары, Фиделя Кастро, Хо Ши Мина, Хосе Карлоса Мариатеги, Айа де ла Торре, Симона Боливара и Хосе Марти, переводил и исполнял песни Виктора Хары.

В аспирантуре возникло желание серьёзно освоить, наряду с обязательными тогда трудами Маркса, Энгельса и Ленина, русскую классику – от Пушкина и Гоголя до Толстого и Есенина, – и я принялся читать их собрания сочинений методом глубокого погружения, просиживая в библиотеках недели и месяцы.

Перевернул мне душу Достоевский. Особенно сильное впечатление оставили «Бесы» и «Братья Карамазовы». Читая Достоевского, я увидел в себе те черты, которыми писатель наделил своих героев. И глубоко задумался... Потом был Николай Фёдоров – крайний утопист, мечтавший оживить всех предков. Меня эта мысль ошеломила. Ведь в советское время историю изучали по схеме «исторического материализма», а тут – воскрешение отцов, арийские корни, поиски прародины индоевропейцев, война за Царьград-Константинополь. Одним словом – Контрреволюция. Сильное эстетическое чувство я пережил во время чтения Набокова. Его роскошный, бархатный, необыкновенно поэтический русский язык меня очаровал. Сюрреалистический «Дар» Набокова, на мой взгляд, один из лучших романов ХХ века.

Среди философов первым моим учителем был Диоген Лаэртский, чьи жизнеописания античных мыслителей пробудили во мне тягу к любомудрию. Затем последовал Платон, которого я прочитал целиком, и даже сочинил в подражание пару философских диалогов. Аристотель меня не так захватил, и вместо штудирования сухой «Метафизики» я погрузился в величественные поэмы Гомера и возвышенные античные гимны.

Важным этапом в моём интеллектуальном становлении стал штурм Гегеля. В аспирантуре нас заставляли конспектировать «Философские тетради» Ленина, где много выписок из немецкой классической философии. Мне этого показалось мало, и я, набравшись терпения, несколько месяцев целиком посвятил самостоятельному изучению диалектики Абсолюта. Проштудировал «Философскую энциклопедию», «Эстетику», позже – «Философию истории». Результат превзошёл ожидания – я стал убеждённым идеалистом.

Немалое влияние на меня оказала восточная классика: «Ригведа», «Махабхарата», «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели, а также любовная лирика в духе Низами и Омара Хайяма. Вообще, Восток я очень люблю. Этому способствовали: хорошо усвоенный в юности «Взгляд на всемирную историю» Джавахарлала Неру, увлечение книгами и картинами Николая Рериха, научный интерес к Индии, Китаю и Северной Корее. Классический Восток всегда вызывал у меня уважение, а порой даже чувство восхищения и духовного трепета.

Огромное впечатление на меня произвёл «Заратустра» Фридриха Ницше. Первый раз я читал его по дореволюционному изданию (советских не было), потом изучал новые переводы, с вдохновением освоил «Рождение трагедии из духа музыки», «Антихристианин» и другие сочинения. Не без влияния Ницше я создал московское творческое объединение «Прометей» с уклоном в музыкальную эстетику, «русский космизм» и космонавтику. Это был важный этап моего жизненного пути, где нашли своё выражение поиски и порывы романтической юности.

4. Кто из мыслителей привлёк Ваше внимание в более зрелые годы?

Из западноевропейских авторов меня сначала увлекли Вагнер, Шопенгауэр, Хайдеггер, Камю, Дали, Ортега-и-Гассет, позже – Данте, Бальтасар Грасиан, Игнасио Лойола, Рафаэль Кальво Серрер (особенно его «Теория Реставрации»), Эскрива де Балагер («Путь»), а также грандиозный испанский эпос «Эль Сид», который я изучил в оригинале. После работы в Севилье на Экспо-92 и личного знакомства с фалангистами я изучил сочинения Хосе Антонио Примо де Ривера, написал брошюру «Консервативная революция в Испании» и биографический очерк «Франко – вождь Испании».

Постепенно я стал отдавать предпочтение русским мыслителям. Ещё в советские годы благодаря фундаментальным исследованиям основателя русской мифологической школы А.Н.Афанасьева (главный его труд «Поэтические воззрения славян на природу») и академика Б.А.Рыбакова («Язычество древних славян» и «Язычество древней Руси») я открыл для себя мир родной античности и заинтересовался арийскими корнями нашей культуры. Возник серьёзный интерес к прошлому, и я с вниманием прочёл «Историю государства Российского» Н.М.Карамзина, а вслед за ней избранные труды по русской истории С.М.Соловьёва и знаменитые лекции М.О.Ключевского. В этот период я стал активистом Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры.

С началом «перестройки» я пытался читать всё, что прежде было запрещено, а отныне стало доступным: книги писателей-белоэмигрантов, исследования советских диссидентов об СССР, разоблачительные публикации о роли еврейства и масонства... Выписал гору толстых журналов: «Вопросы философии», «Наш современник», «Москва», «Наука и религия» и другие, плюс несколько политических газет патриотической ориентации типа «Русский вестник» и «День». С трудом переваривал всю эту информационную лавину, где темы были сенсационные, скандальные, а новости – трагические.

После отмены цензуры и полной либерализации печати стали выходить большими тиражами классики русской мысли: Вл. Соловьёв, Н. Бердяев, П. Флоренский, И. Ильин, Е. Трубецкой, Л. Тихомиров, И. Солоневич и другие. Все они – православные идеалисты разных оттенков. Не могу сказать, что я освоил все их труды (таковых сотни), но многое из наиболее существенного я внимательно изучил. Под влиянием православных философов я разработал Русскую идею – Соборность, которая означает иерархическую и дифференцированную свободу в Боге.

В этот же период я углубился в Библию, несколько раз вдумчиво перечитал Евангелия. Ветхий Завет произвёл на меня мрачное впечатление, а в Новом Завете затронуло душу Евангелие от Иоанна и Апокалипсис. Много для понимания истинного Православия даёт Божественная Литургия и мистический опыт подвижника. Кроме того, в личном плане мне помог наставник о. Дмитрий Дудко, выдающийся современный пастырь, признанный духовным лидером национал-патриотической оппозиции. Мне довелось редактировать сборник его избранных проповедей и написать к нему послесловие.

Вершиной философии для меня по сей день остаётся Алексей Фёдорович Лосев. Он одновременно философ, филолог, музыковед, писатель, специалист по античности. В лице Лосева русская мысль впервые превзошла немецкую школу, соединив в себе новейшие достижения античной и классической диалектики, современной феноменологии, философии истории и лингвистики. Лосевская мысль настолько совершенна и прекрасна, что от одного усвоения её получаешь эстетическое удовольствие. Мои любимые труды Лосева: «Диалектика мифа», «Мифология греков и римлян», «Проблема символа и реалистическое искусство» и, конечно же, его фундаментальная «История античной эстетики». На Западе Лосев до сих пор неизвестен, но со временем он, несомненно, займёт подобающее место на интеллектуальном Олимпе.

В рамках данного интервью особо следует сказать о знаменитой книге Николая Яковлевича Данилевского «Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому», где впервые на научной основе разработана доктрина о «славянском культурно-историческом типе». Я не только тщательно проштудировал этот фундаментальный труд, имевший в своё время влияние на Шпенглера и вызвавший горячую дискуссию в русской интеллектуальной среде конца 19 – начала 20 веков, но также изучил историю вопроса, провёл в рамках программы руководимого мной философско-религиозного общества «Собор» научную конференцию по этой теме и издал первую антологию по русской философии истории. Туда вошли выдержки из славянофилов-классиков, западников и евразийцев: Хомякова, Киреевского, Тютчева, Герцена, Данилевского, Леонтьева, Розанова, Трубецкого, Иванова, Федотова, Лосева, а также статьи моих современников и знакомых: Виталия Ковалёва, Игоря Дёмина, Владимира Марченкова, Николая Лисового, Андрея Павленко, Гейдара Джемаля, Вячеслава Паршкова, других талантливых авторов.

5. Какова схема Вашего мировоззрения?

Русский ум, как правило, не любит жёстких и громоздких мировоззренческих схем. Славянское язычество было открытым, политеистичным. Православие в своей основе – апофатично. Диалектику Гегеля русские бакунисты и марксисты-ленинцы превратили в «диалектику революции». Философские системы типа «софиологии» Владимира Соловьёва или «философии имени» Алексея Лосева – редкое исключение.

Я никогда не стремился создать развёрнутую, и вместе с тем законченную философскую систему. Время от времени я, конечно, подводил итоги своих поисков, но каждый раз мне открывалась новая картина мира. От юношеского революционализма я перешёл к творческому прометеизму, от прометеизма – к православной соборности, от соборности – к романтическому академизму. Теперь я предпочитаю созерцать мир, наслаждаться им, вслушиваться в него, изучать, понять до возможной глубины, а не менять по тому или иному разумению. Я не подвожу окончательную черту под своими поисками. Я открыт для жизни и познания.

Скажем, в поэзии одно время я сознательно стремился к онтологическому символизму, но теперь мне ближе органичная простота жизненного и боевого романтизма. Мир, война, любовь, родной очаг, достойная смерть – мне нужны сами по себе, как таковые, а не через символы и отражения.

В диссертации по истории русско-испанских связей, которая сейчас в работе, я развиваю новое направление исторической семиотики. Всю историю, включая международные отношения, я рассматриваю, изучаю и читаю как текст. Для меня как культуролога, стремящегося к объективности и непредвзятости, важно избежать идеологизации и модернизации исторических фактов. Разумеется, это не значит, что у меня нет предпочтений, гражданских убеждений и политических взглядов. Я – русский фундаменталист, патриот, люблю свободу и ненавижу власть денег.

О моём мировоззрении лучше всего говорят стихи и очерки, собранные в книге «К пониманию Русского». Интересующимся индоевропейскими, арийскими и славянскими корнями я рекомендую познакомиться с исследованием «Родные боги: Зевс, Лето, Артемида Аполлон и их предки», а также библиографическим обзором «Гиперборейский полюс» («Наследие предков», №4). Свои современные взгляды, основанные на качественно новой парадигме, которая была разработана с учётом использования компьютерных технологий и опыта работы в США, я выразил в сборнике «Русская перспектива», а также в серии новых журнальных статей и публичных выступлений. Среди них я выделяю «Войны нового поколения».

6. Каково содержание книги «Русская перспектива»?

«Русская перспектива» – коллективный сборник десятка московских авторов, выпущенный в 1996 году координационным центром «Полюс» в качестве специального приложения к журналу «Наследие предков». Главное в нём – это моделирование перехода русского патриотического движения от литературно-идеалистического стиля мышления к военно-стратегическому и от национал-консерватизма к национал-технократизму.

В книге шесть разделов: «Национальная идеология», «Военное дело и геополитика», «Технологический прорыв», «Россия и современный мир», «Научные конференции и встречи», «Новые издания», где собраны актуальные разработки лидеров-интеллектуалов моего круга. Помимо моего введения «Русское возрождение: цели и приоритеты» в сборнике помещены статьи: «Русь: аристократическое начало» (Алексей Широпаев), «Диктатура коммерческого капитала» (Сергей Городников), «Конкурентоспособность России в будущем» (Андрей Савельев), «Четвёртая мировая война» (Владимир Попов), «Время и бремя России» (Валерий Милованов), «Имеет ли Россия боеспособную армию?» (Евгений Морозов), «Геостратегическая ситуация после «холодной войны» (Александр Бедрицкий), «Авиа-космическая выставка в Жуковском» (Сергей Герасютин). Книга содержит также аналитику, переводы, критику, обзоры новостей и краткие сообщения: «Кто создаёт ваше информационное пространство?», «Итоги президентских выборов», «Правые в Восточной Европе» (по книге Пола Хокеноса «Свобода ненавидеть»), обсуждение книги Энтони Саттона «Как Орден организует войны и революции» с рецензией «Управляемые конфликты – путь к «новому мировому порядку», рецензии на «Русский геополитический сбороник» №1, книгу К.Э. Сорокина «Геополитика современности и геостратегия России» и свежий номер журнала «Военный парад», а также ответ двум клеветникам-русофобам – Уолтеру Лакеру и Александру Янову в связи с выходом их книг «Чёрная сотня. Зарождение крайне правой в России» и «После Ельцина. Веймарская Россия»). Помимо этого в сборнике помещено моё интервью «США – это качественно иной мир».

Обращаю Ваше внимание, что именно в «Русской перспективе-1996» впервые предпринята попытка сформулировать основные задачи «Четвёртой мировой войны». Ведь «Третья мировая война» (так называемая «холодная») против СССР и мирового коммунизма официально завершилась 20 апреля 1996 года подписанием «Декларации московской встречи» на высшем уровне. Отсюда новые проблемы и вопросы. Отсюда и актуальность нашей работы, которую наиболее прозорливые аналитики правильно охарактеризовали как «интеллектуальную атаку нового поколения патриотов».

7. Ваши геополитические взгляды и их влияние на дебаты в Госдуме?

Мои личные геополитические взгляды, как и всё моё мировоззрение, находятся в постоянном развитии. Моя исходная интуиция и воля достаточно просты. Всё, что на благо России, моей Родины – мне по душе. Всё, что против русских и России в целом, для меня неприемлемо. Методологически я исхожу из многомерности и иерархии единораздельного бытия, состоящего из нескольких по типу пространств: личного, сакрального, физического, исторического, экономического, информационного и т.д. Типология может варьироваться. Главное понять, что в центре этого перекрёстка миров находишься ты, твоя семья, твой народ, твоя история, твои интересы. Если мне брошен вызов, я должен дать ответ. Более того, я хочу победить, даже если мне угрожает смерть. Я так хочу, и всё сделаю для того, чтобы моя воля воплотилась в жизнь, стала реальностью.

Это по существу. По форме моя метаисторическая и проективная модель, если изложить её очень кратко, включает в себя три больших, сложных и различных по типу, но взаимопроникающих пространства: 1. Русский крест (образуется на пересечении исторического пути «из варяг в греки» – север-юг – и транс-европейской магистрали, протянувшейся через всю Россию с запада на восток, где кристаллизуется обновлённое, этнически цельное русское ядро). 2. Трансарийская ось ( она пронизывает южную часть центрального пространства с северо-запада на юго-восток и создаёт взаимопритяжение между арийским севером и югом.) 3. Евразийский щит (наибольшее по величине и наиболее разнородное пространство, которое потенциально могут сформировать все государства нашего материка с прилегающими островами; его основная цель – широкий оборонный союз против сил западного атлантизма, мондиализма и международного сионизма). Важно не смешивать эти три большие пространства, ибо в рамках каждого из них решаются особые задачи.

Сейчас я осмысливаю старые проблемы по-новому, дополняю и уточняю свои прежние разработки. Необходимо учесть то, что опубликовано другими авторами за последние годы. Это прежде всего «Основы геополитики» А.Г. Дугина, «Геополитика современности» К.Э. Сорокина, «Единая Европа: проблемы и перспективы» В. Видеманна, «Шаги новой геополитики» А.В. Митрофанова, критическое исследование «европоцентризма» С. Кара-Мурзы. Главное, что отличает мой нынешний взгляд от прежнего – это больший реализм и отказ от заданного схематизма.

Вы спрашиваете, как влияют геополитические проекты на дебаты в Госдуме. Механизм данного влияния я не знаю, так как бывал в Комитете по геополитике только несколько. Однако, если судить по некоторым практическим шагам нынешнего аппарата иностранных дел правительства Ельцина (подчёркнутая дружба с Германией, особо тёплые отношения с Францией, некоторое сближение с Японией, придание большего веса роли Испании, активизация России на Балканах, несмотря на угрозы Турции, а вместе с тем – очевидный переход от временного союза с США к постепенному отдалению от американцев, демонстративный поклон в сторону Китая, оживление борьбы за прежних союзников в арабском мире, в Азии, в Латинской Америке и т.д.), то нельзя не заметить перемены в пользу моих единомышленников.

8. Как Вы видите будущее сотрудничество между новыми правыми в России и Западной Европе.

С геополитической точки зрения, для меня важна не «правизна» или «левизна», а реальное отношение к русским, к России, к нашему прошлому, настоящему и будущему. В этом смысле для меня идеал – мои испанские друзья, которые говорят так: «Мы русских любим независимо от того, кто они, коммунисты или монархисты». И они правы. Не только отдельные люди, но целые страны меняют свою политическую ориентацию, а фундаментальные интересы при этом в основном остаются прежние.

По существу мне лично гораздо ближе правые, точнее «новые правые». Но тут важно разобраться, о каких именно правых идёт речь. «Старые правые» бывают разные, «новые правые» тоже разные. Например, у нас в России среди «новых правых» есть крайние авангардисты, у которых нет живой связи с народной традицией. Они обыкновенные ультралевые: и по содержанию, и по языку, и по общему стилю. Поэтому первое, что нужно – это определиться в принципиальных вопросах. А потом уже искать союзников.

Далее. Западная Европа, хотя нынче и недовольна слишком большим влиянием США в регионе, объективно имеет свои интересы, отличные от русских. Например, её вполне устраивает интеграция малых восточно- и северно-европейских государств в общеевропейский рынок, в НАТО и т.д., ибо в данном случае возрастает роль самих западно-европейских государств, происходит актуализация и динамизация их структур. Русским же более выгодно, чтобы процесс динамизации развивался на восток и на юг, через территорию России. Но в данный момент этому как раз мешает спровоцированный и искусственно поддерживаемый военный конфликт в Чечне.

Ваша организация выступила с общеевропейской инициативой «Синергон», с которой я познакомился на страницах журнала «Императив» №2. Опубликованный документ содержит ценные, конструктивные мысли и, как говорят в таких случаях, заряжён оптимизмом. Мне, в частности, импонирует призыв авторов к сохранению исторической памяти укорененных, зрелых культур, имеющих богатые духовные традиции. Вы глубоко понимаете экологические и экономические задачи современности, открываете возможности молодым, новаторским, динамичным силам. Особенно меня заинтересовала ваша информационная политика и намерение способствовать созданию основ системы интеллектуальной взаимоподдержки единомышленников «на всём пространстве континентального Большого Порядка». Если я правильно понял, здесь речь идёт не о Западной Европе, притягивающей к себе часть восточноевропейских стран в интересах НАТО, а обо всём нашем континенте, о формировании качественно иной общности на территории всей Евразии.

В какой именно форме будет складываться эта новая геополитическая общность, покажет время. Будет ли это чаемая вами пан-автономная Сакральная Империя, или новый Священный Союз, или наследник Советского Союза? Пока на этот, как и на многие другие вопросы, нет точных ответов. Ясно, что путь к Континентальному блоку будет нелёгким, и впереди не следует ждать быстрого, бесконфликтного решения всех существующих проблем.

Что можно в этой связи конкретно предложить членам «Европейской синергии». Первое – это более основательное знакомство. Я лично пока мало знаю о «ЕС» и готов лишь к роли наблюдателя. Второе – это общее интеллектуальное и информационное поле. Необходимо сравнить нашу терминологию, наши ценности, наши задачи. Не надо торопиться создавать «новый порядок» по образцу уже не сработавших однажды или изживших себя исторических моделей. Третьим шагом может стать регулярная конференция, которая поможет перейти от решения теоретических проблем к практическим вопросам. Далее можно подумать о выпуске совместного периодического издания на нескольких европейских языках, включая русский.

А пока Россия лишь изредка предоставляет «Европейской Синергии» отдельные материалы. Это ненормальное положение. Оно не соответствует реальному вкладу русских в развитие континента. Следовательно, мы сначала должны создать такие условия, чтобы сотрудничество было равноценным, а затем уже переходить к организационным и юридическим вопросам. По крайней мере, я бы хотел участвовать только в такой синергии.

В заключение я хочу поблагодарить лично Роберта Стойкерса за его внимание к России, к русскому новому правому движению, а также за предоставленную мне возможность высказаться на страницах вашего издания. Позвольте пожелать, чтобы наши отношения и далее развивались на основе взаимного интереса, глубокого взаимопонимания и конструктивных, дружеских связей.

1999 г.